Это очень длинное интервью. Мало кто из вас дочитает его до конца. Но тот, кто осилит его целиком, узнает, как привлечь очень много денег в любой благотворительный проект
Мы долго спорили, ставить ли этот текст на сайт. Зачем, если его прочтет все равно от силы человек сто? И это будут в основном люди, работающие в фондах и занимающиеся благотворительностью. Это не обычная наша трогательная история про больного ребенка, в конце вопреки обыкновению мы не попросим у вас денег. Это всего лишь интервью с профессором экономики, с человеком, который меняет систему благотворительности и филантропии в мире. Зато, если вы профессионально занимаетесь благотворительностью или фандрайзинговыми проектами и если вы дочитаете этот текст до конца, вы узнаете, как привлечь финансирование для реализации любого социального проекта, независимо от его объемов. Эти идеи настолько инновационны и одновременно настолько очевидны, что мы удивлены, почему до сих пор в России благотворительные организации не используют их повсеместно для реализации собственных проектов. Мы в «Нужна помощь» уже берем несколько советов на вооружение. Посоревнуемся?
Лестер Саламон
Профессор Саламон — один из самых известных исследователей некоммерческого сектора экономики, инициатор и руководитель ряда масштабных научных проектов. Он изучает современные механизмы финансирования проектов социального предпринимательства: вторичные социальные рынки, социальные биржи, ценные бумаги и облигации, имеющие хождение в данной сфере. Результатом исследований стали книги «Новые формы филантропии: Путеводитель по новым действующим лицам и методам, меняющим мировую благотворительность и социальное инвестирование» и «Эффективность во благо».
С 2014 года профессор Саламон совмещает работу в США с научным руководством Международной лабораторией исследований некоммерческого сектора Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».
Книга выдающегося международного эксперта в области государственного управления Лестера Саламона «Финансовый рычаг добра. Новые горизонты благотворительности и социального инвестирования» исследует важные тренды в сфере инвестиций социального воздействия, а также подробно описывает, как во всем мире меняются подходы к финансированию НКО, благотворительности и социальных предприятий. Об этом с профессором Саламоном поговорил председатель совета благотворительного фонда «Нужна помощь» Митя Алешковский.
***
— В своей книге вы описываете принципиально новый подход к филантропии. Как вы считаете, а у обычной филантропии и обычной благотворительности есть шансы на выживание в будущем?
— Конечно да. В моей книге «Финансовый рычаг добра. Новые горизонты благотворительности и социального инвестирования» описана масса возможностей. Поначалу мы считали, что новая филантропия сможет заменить классическую филантропию с помощью нового подхода, но потом поняли, что это не работает, что все равно требуется некое исходное финансирование, которое может предоставить классическая филантропия. При этом, конечно, лучше всего будет, если они будут работать вместе. Именно за этой совместной деятельностью и будущее.
— Вы говорите, что сейчас в благотворительности происходит настоящая революция, и сравниваете ее с большим взрывом. В чем она выражается?
— В первую очередь революцией это можно назвать не потому, что в мире филантропии появилось множество новых сервисов, игроков и проектов, а потому, что изменения, о которых я пишу в своей книге, уже произошли.
Хотя, конечно, в филантропии происходило несколько революций. Сначала революция случилась, когда появилась концепция венчурной филантропии. Это была первая революция. Но изменения были очень скромными по сравнению с теми, о которых говорю я. Тогда просто речь шла о том, что гранты будут использоваться несколько иначе.
Но это были по-прежнему гранты, в то время как сейчас возникло целое созвездие новых инструментов, возникла идея финансового рычага, и это очень сильно отличается от классической филантропии. И революция, которая происходит сейчас, может дать нам мощнейший толчок для развития, и в наших силах будет решить социальные проблемы по всему миру.
Митя Алешковский (слева) задает вопросы профессору Лестеру СаламонуФото: Василий Колотилов для ТД
Отказ от грантов как главной системы финансирования проектов стал основной причиной того большого взрыва, той революции в филантропии, о котором мы говорим сегодня.
Гранты всегда были основной движущей силой всех благотворительных проектов, но если мы посмотрим на другие сектора экономики, то увидим, что они пошли значительно дальше простого использования имеющихся средств в своих финансовых операциях. Бизнес использует займы, облигации и множество разных инструментов для расширения доступных финансовых ресурсов. Правительства по всему миру тоже используют те же самые инструменты — государственные займы, системы вычета налогов и так далее. Но только сектор филантропии и благотворительности со своими финансовыми инструментами застрял в девятнадцатом веке. И, собственно, моя книга как раз об этом — это попытка вытащить филантропию и благотворительность из девятнадцатого столетия в двадцать первый век. Чтобы сделать этот шаг, мы должны научить благотворителей использовать все возможные инструменты, чтобы получить максимальный эффект от использования финансовых средств.
Основная идея заключается в том, что современная филантропия должна создавать финансовый рычаг для решения собственных задач, то есть систему, при которой, фигурально выражаясь, такие слабые люди, как я, могли бы поднимать тяжелые грузы. В своей книге я описываю возможности того, как использовать небольшие финансовые ресурсы для того, чтобы привлекать значительно большие суммы для решения социальных задач, стоящих перед благотворительными организациями по всему миру.
— Как это работает?
— Многие из этих «новых» инструментов, конечно, как уже говорилось, не являются новыми. Займы, долевое финансирование, облигации и секьюритизация давно возникли в мире частных финансов и все чаще используются и государственными органами. Новым является их применение в сфере благотворительности и социальных инвестиций.
Все более привлекательными для этой новой области их делает возможность использования финансового и кредитного рычагов. Это позволяет направлять в социальные проекты дополнительные ресурсы того же типа и масштаба, что используют банки, инвестиционные и страховые компании, пенсионные фонды и VIP-клиенты. К примеру, фонд или частное лицо, выдавая грант или делая пожертвование, обычно создают социальную ценность, эквивалентную только этому гранту или пожертвованию. Но если тот же фонд или частное лицо используют свои средства для выдачи гарантий по займу, предоставляемому коммерческим банком или пенсионным фондом, то они могут пустить в дело гораздо большую сумму по сравнению с той, которой рискуют.
Например, благотворительный фонд Gates Foundation создал программу для финансирования школ для одаренных детей в США. Операционные расходы в этих школах покрывает правительство США, но оно не выделяет средств на расширение школ, ремонт зданий и покупку необходимого оборудования. И для решения этой проблемы школам понадобились средства — триста миллионов долларов, за которыми они обратились в фонд Билла и Мелинды Гейтс. Gates Foundation наняли финансовых консультантов для анализа ситуации. Те сказали, что выдавать грант в 300 миллионов долларов — это безумие, потому что, хоть эти школы и являются некоммерческими организациями, но все же это предприятия, которые получают стабильный доход. А это значит, что они могут взять средства в долг под маленький процент и возвращать их в течение долгого времени. И фонд Гейтсов выпустил облигации стоимостью 30 миллионов долларов, которые стали гарантией для того, чтобы финансовые компании привлекли необходимые для строительства школ 300 миллионов долларов на Нью-Йоркской фондовой бирже. При этом финансовые компании, занимающиеся привлечением средств, не дали ни цента своих денег, они дали только финансовые гарантии, предоставленные фондом Гейтсов.
— То есть Gates Foundation не потратили ни одного доллара и привлекли 300 миллионов долларов?
— Да, именно так. Они просто выдали гарантии. Фонд дал гарантии на облигации, а если дать гарантии на облигации, то это снижает риск для приобретателя облигаций, соответственно, можно предложить более низкую процентную ставку, и эту процентную ставку школы могли себе позволить выплачивать.
Таким образом, мы использовали финансовый инструмент для того, чтобы помочь филантропии. Вот вам и пример того, как можно использовать новые рычаги, чтобы повышать воздействие филантропии в десятки и даже сотни раз.
Профессор университета Джона Хопкинса Лестер Милтон Саламон после презентации своей книги «Финансовый рычаг добра» в бизнес-школе «Сколково»Фото: Василий Колотилов для ТД
— Money makes money?
Ну да, практически. В данном случае активы помогают привлечь деньги. Другой пример — правительство предоставляло налоговые льготы тем, кто выдавал кредиты на строительство малобюджетного жилья, в котором, соответственно, могли бы жить семьи с низким доходом.
— Эта стратегия работает не только для инвесторов, для тех, у кого есть деньги, для организаций, но еще и для государства?
— Да-да, именно так. Правительство может быть одним из участников в такого рода договоренностях. Например, государственное агентство США по международному развитию выступило гарантом по займу, который предоставлял известный инвестиционный банк JP Morgan. JP Morgan представлял группу инвесторов. Правительство США гарантировало этот заем, его можно было предоставить по более низкой процентной ставке. И опять же, правительству это не стоило ни цента. В итоге малые предприятия, действовавшие в сельскохозяйственном секторе в Африке, получили займы по низким ставкам. Таким образом можно использовать финансовые инструменты, финансовые рычаги для того, чтобы получать большие деньги в качестве инвестиций.
— Приведу вам пример того, как, на мой взгляд, это может работать в России. У нас есть фонд «Шередарь». Этот фонд занимается реабилитацией детей после онкологических заболеваний. И мы, наш фонд, которым я руковожу, частично финансировали создание их центра, который несколько раз в год используется как реабилитационный, а в остальное время его сдают в аренду всем желающим, и он приносит прибыль фонду, которая по закону может быть направлена только на уставные цели, то есть на реабилитацию детей, перенесших онкологические заболевания. Такую схему вы называете в своей книге «самофинансируемой некоммерческой системой»?
— Да, это широко распространенный вариант действий филантропических организаций в самых разных странах мира. Например, одно и то же помещение используется для разных целей, для благотворительных и коммерческих. Мы это называем «симфонией благотворительности».
Вопрос в другом: что было бы с детьми, если бы этого центра реабилитации не существовало? Это легло бы дополнительным грузом на бюджет государства, или, может быть, дети не получили бы медицинской помощи, потому что у государства нет денег на дополнительные расходы. Поэтому, чтобы государство не тратило денег, которых у него нет, ему надо предложить, например, вариант с облигациями, о котором я говорил раньше.
Суть в том, что такая организация может сказать: если бы нас не было, то вам пришлось бы нести дополнительные расходы, ну, или просто никому бы не было дела до детей. Может быть, стоит начать с того, что уже существуют какие-то организации, которые тратят большие деньги на то, чтобы реабилитировать детей после раковых заболеваний? И такая организация (как, например, тот фонд, о котором вы говорите), могла бы прийти к государству и сказать, что они уже занимаются этой проблемой давно и успешно, и государству не нужно создавать новые громоздкие структуры для ее решения, а надо просто поддержать этот фонд. Причем не обязательно финансово.
Или, например, организация, которая помогает реабилитировать детей, ведущих преступный образ жизни. Она может сказать: мы найдем частного инвестора, который оплатит реабилитацию детей, если вы даете гарантии возврата затрат этого инвестора в том случае, если у нас дело пойдет. То есть это просто взгляд на тот же вопрос с другой стороны. Вместо того, чтобы пытаться найти предприятие, которое будет управлять этим реабилитационным центром, реабилитационным лагерем, что принципиально отличается от обычной коммерческой деятельности, вы предлагаете проект, который поможет правительству сэкономить средства.
— Что может сейчас предпринять маленькая некоммерческая организация в России для того, чтобы выстроить такую самофинансируемую систему? Что-то самое простое. Потому что многие НКО прочтут ваши ответы, и они начнут думать о том, что же они могут предпринять.
— Мне кажется, что первым делом нужно попытаться понять для себя, что можно сделать для того, чтобы некоммерческая организация превратилась в деятельность, которая приносит деньги. И тут есть ряд способов. Мне кажется, что в России главная стратегия заключается в том, чтобы привлечь к этому правительство, потому что оно участвует во многих сферах социального обеспечения, и поэтому можно объяснить ему, что оно сможет экономить на этом средства. Например, средства на поддержание жизнедеятельности тех или иных объектов. Не нужно пытаться получить операционный доход, не нужно искать гранты. Задача — разработать стратегии устойчивого финансирования.
Митя АлешковскийФото: Василий Колотилов для ТД
Для этого нужно, во-первых, найти ряд инвесторов, таких, например, как фонд «Наше будущее», которые хотели бы получить идеи для того, чтобы получить исходное финансирование. И второе — нужно найти инвесторов на рынке, реальных инвесторов, которых будет легче привлечь, если удастся убедить власть в том, чтобы она оказала поддержку. Потому что, если не удастся привлечь органы власти, то сделать это будет гораздо сложнее.
первым делом нужно попытаться понять для себя, что можно сделать для того, чтобы некоммерческая организация превратилась в деятельность, которая приносит деньги
В Высшей школе экономики мы провели исследование и пришли к выводу, что в некоторых регионах России на самом деле работают очень прогрессивно мыслящие чиновники. Они уже задумываются о том, как сделать регионы более привлекательными для бизнеса. Но, в конце концов, у бизнесменов дети тоже могут заболеть раковыми заболеваниями, поэтому они понимают, что создание таких центров, о котором мы говорили ранее, очень важно.
Такого рода посылы очень важны. И когда удастся найти два или три региона, остальные просто последуют их примеру.
— Как вы считаете, какие перспективы в нашей стране у того подхода к филантропии, о котором вы рассказываете в своей книге?
— Это очень сложный вопрос. Многое зависит от того, насколько государственные служащие будут восприимчивы к тому, что мы сейчас предлагаем. В России существуют две реальности. С Запада видна только одна из них. Это та реальность, которая говорит, что все социально значимые организации действуют в крайне жестких рамках, у них очень много ограничений.
С другой стороны, мы видим, что есть совершенно иная реальность. Государство запустило крупные проекты поддержки социально значимым организациям. В этих программах не так много денег, но предоставляется техническая и разная другая нефинансовая помощь. Я думаю, что в правительстве есть люди, которые понимают, что необходимо привлекать к оказанию гуманитарных услуг неправительственные организации, для того чтобы в стране жилось лучше.
Поэтому задача — найти людей, которые думают так же. Но тем не менее я таких людей в России знаю, и это в меня вселяет оптимизм. Нужно просто стараться найти таких людей, которые хотят сэкономить бюджетные деньги и которые могут помочь решить различные проблемы в области здравоохранения, помощи пожилым, детям, животным и многим другим. Ведь правительство сейчас тратит огромные деньги на эти проекты, и при этом есть реальная возможность снизить эту финансовую нагрузку, и есть целый ряд примеров того, как правительство может это сделать.
Возможно, имеет смысл начинать с регионов, потом можно будет постепенно вывести это на уровень Москвы.
— Должны ли некоммерческие организации действовать по принципам бизнеса, или им надо жить какой-то отдельной собственной жизнью?
— Я думаю, что здесь не нужно ставить вопрос «или-или», нужно совмещать. НКО должны начать говорить на языке бизнеса, начать использовать инструменты бизнеса, термины бизнеса. Конечно, очень тяжело переключиться на эту систему мышления и при этом не забыть о своей главной миссии, но суть в том, что правда находится где-то посередине. Нужно вырваться из ловушки исключительно благотворительной деятельности. НКО должны помнить, что, занимаясь инвестициями, они все-таки стремятся к тому, чтобы делать добро.
—В книге вы используете понятие «преобразующие инвестиции». Что вы под этим подразумеваете?
— Говоря об инвестициях, я имею в виду такую деятельность, которая приносит социальную выгоду. Можно, конечно, ждать, что это будет делаться в рамках филантропической деятельности, но в филантропии невозможно всю эту выгоду выразить в цифрах. Второй главный принцип заключается в том, что, даже если деятельность некоммерческая, все равно она должна приносить некий доход, некую прибыль. То есть это трата, которая проводится с ожиданием того, что в конечном итоге она даст некий доход.
Лестер Саламон отвечает на вопросы Мити АлешковскогоФото: Василий Колотилов для ТД
— Эти инвестиции должны быть именно в социально-значимые проекты? Что вы называете социально-значимыми проектами?
— В книге есть четкое определение: это проекты, которые приносят выгоду для какой-то группы людей, которая раньше этой выгоды не имела. Или это проекты по сохранению окружающей среды. Такого рода проекты можно назвать социальными.
— Слушая вас, я понимаю, что разница в проблемах между российским третьим сектором и американским третьим сектором невелика. Есть много общих вызовов и проблем, скажем так.
— Да.
— Но мы на 129 месте в рейтинге CAF World Giving Index, а Америка — на первом. Что нам нужно в первую очередь изменить, чтобы подняться в этом рейтинге? Если мы испытываем примерно одинаковые проблемы, то откуда такая большая разница?
— Я думаю, что в реальности разрыв очень небольшой. Во-первых, существует огромный миф об американской филантропии. В реальности все не так блестяще. Если посмотреть на все НКО, которые занимаются здравоохранением, образованием, социальными услугами, культурой и искусствами, если все их вместе соединить и спросить, какую долю доходов вы получаете от филантропии —от частных лиц, от фондов, от корпораций…
Вот у меня встречный вопрос: какую часть доходов, какую часть бюджета НКО составляет филантропия, благотворительные взносы?
— Не знаю.
— Ну, как вы думаете?
— Процентов пятьдесят?
— Нет. Большинство американцев ответит: 70-80%. На самом деле только десять процентов. То есть мы жертвуем совсем немного своего личного дохода, где-то 2%.
— Но при этом у вас доходы высокие.
— Тем не менее 2% — это совсем немного. Следом за нами идет Великобритания. Они жертвуют 1,4%. Но вы, конечно, правы — личный доход наших граждан высок, и размер сектора тоже большой. Но при этом не надо думать, что он столь велик.
Поэтому, конечно, чтобы эту проблему решить, нужно, во-первых, увеличивать масштабы благотворительной деятельности, но помимо этого нужно просто повышать доходы наших граждан. В Великобритании, например, НКО получают от правительства в четыре раза больше, чем от благотворительных взносов. В Западной Европе эта цифра составляет 60-70% от правительства и только 3-4% от частных пожертвований. А остальное — собственный доход НКО.
— Это происходит, потому что правительства заинтересованы в работе некоммерческих организаций? Или потому что у них много денег?
— По ряду причин. Исторически в нашей стране правительство не так активно помогало социальной сфере, как в вашей. И поэтому, когда мы начали развивать филантропическую деятельность, никакие госорганы этим вообще не занимались, всем этим занимались только благотворительные организации. Но в конечном итоге государство обнаружило, что для него более выгодно, более эффективно привлекать к решению социальных проблем НКО вместо того, чтобы заниматься этим самостоятельно. Особенно если учесть, что правительство увидело, что население требует более качественного здравоохранения и образования, чем правительство в состоянии предложить. Поэтому правительство могло либо просто уйти из этого поля, либо попытаться найти организации, которые уже успешно действуют в своей сфере, и привлечь их. И они просто начали финансировать организации, у которых есть опыт.
Автограф-сессия профессора Лестера СаламонаФото: Василий Колотилов для ТД
— Мне кажется, в России подобное развитие событий очень сложно себе представить.
Но тем не менее это происходит. Помню, что в 2009 году Дума опубликовала стратегический документ, и с тех пор был разработан ряд документов, в частности, в Министерстве экономического развития, которые помогают региональным органам власти, стимулируют их работать в этом отношении. Во многих речах господина Путина эта идея также поддерживается.
— Но на самом деле все это работает не так хорошо, как это звучит.
— Да, я понимаю. Но я думаю, что не нужно отчаиваться, нужно продвигать эту концепцию, мою концепцию с тем, чтобы использовать существующие возможности.
— Что вы подумали, когда узнали, что ваша книга будет опубликована в России?
— Я очень обрадовался, потому что я знаю, что русские — умные люди, моя работа поможет им взглянуть на мир иначе.
— Наш фонд работает с сотнями некоммерческих организаций по всей стране. И одна из обязательных вещей, которые мы теперь будем делать, — мы будем давать им эту книгу. Именно поэтому я взял сегодня несколько экземпляров. Я уверен, что они разлетятся моментально, так что за распространение ваших идей в России вы можете быть спокойны. В нашем лице вы нашли союзника.
Лестер Саламон. «Финансовый рычаг добра: Новые горизонты благотворительности и социального инвестирования». М., Альпина Паблишер, 2016. Перевод Сергея Филина.
